История первая
После обеда старшина, построив роту, стал рассматривать внешний вид солдат.
- Смирнов, Клюйко, Малиновский, почему не свежие воротнички? Что, вчера времени не хватило подшить свежие? Придется забрать из казармы телевизор, чтобы хватало у вас времени на личные нужды. Да, кстати, Малиновский, маршал Малиновский – это не твой родственник? Нет? Жаль, а я так хотел с ним познакомиться и рассказать ему, какой оболтус у него внук. Стоит в строю, в гимнастерке давно уже не свежий воротничок, смотрит в глаза старшине и нагло улыбается. А какая у вас? Какая заправка? Ремни болтаются, гимнастерки повылезали из-под ремня. Смотрю я на вас. Стоят передо мною не сто двадцать солдат армии обороны страны, а сто двадцать беременных женщин перед родами. А ну всем подтянуть ремни и заправиться!
- Товарищ старшина. Рядовой Глуш. Разрешите обратиться? Обед у нас, товарищ старшина, был классный, жалко живот сжимать ремнем. Пусть жирок завязывается.
- Разговорчики в строю! – повысил голос старшина. – Кто-то очень смелый… хочет получить наряд вне очереди? Кто такой смелый? Шаг вперед!
Рота, как по команде, дружно сделала шаг вперед.
- Ох, какие вы все сегодня у меня смелые, – покачал головой старшина. – Все так все. Вон, напротив нашей казармы, строится для вас спортивный комплекс. Нам с вами там придет еще поработать и по очереди и без очереди. А теперь поговорим о главном. На сегодня все учения в роте отменяются. Всем привести себя в порядок. Вечером мы всей ротой идем в оперный театр слушать оперу Прокофьева «Молодая гвардия». Форма одежды парадная.
- Товарищ старшина! Рядовой Шмаков. Вопрос.
- Слушаю тебя, Шмаков.
- Почему мы идем слушать именно оперу «Молодая гвардия», а не, скажем, «Кармен» или «Севильский цирюльник»? Там такие прекрасные партии, любовь, красивая музыка, как раз то, что в наших армейских условиях нам так не хватает для полного счастья. А помните, как в «Кармен»: «Когда взойдет луна, пою тебе я серенады. Кармен, на свете ты одна». А вы, товарищ старшина, простите за дерзость, как запрограммированный робот. Когда взойдет луна и начинается вечер, вы нам устраиваете вечернюю проверку и командуете отбой, отправляете нас спать. Нет, чтобы сказать нам не по-военному, а просто чисто по-человечески: на сегодня, ребята, служба для вас закончена. Вы свободны. Можете идти к своим девушкам, петь свои серенады…
- Что-то сегодня вы у меня все разговорились. С чего бы это?
- Сержант Милютин. Товарищ старшина, скажите, только честно, кому из нас нужна эта опера? Мы знаем о героях-краснодонцах и по книге – все ее читали, и по кинофильму, и вряд ли в то тяжелое для нашей страны время герои-краснодонцы под музыку, исполняя оперные партии, поджигали биржу труда, вели партизанскую войну против немецких захватчиков. А Сергей Тюленин три дня и три ночи, не переставая, пел свои оперные партии, пробираясь сквозь вражеские заслоны к своим?
-Рядовой Филюшкин. Товарищ старшина, в прошлом месяце вы водили нас на балет «Анна Каренина». Помните? Так я вам скажу честно: этот балет мне не понравился. Эта такая ерунда. Вот на днях по телеку мы смотрели балет «Щелкунчик». Вот это был класс: и музыка, и балерины. Я даже на ужин не пошел, чтобы хоть что-то не пропустить.
- Ты, Филюшкин, хороший парень, – похвалил солдата старшина. – Но жаль, совсем не разбираешься в балете. Я смотрел вместе с вами с начала и до конца и лично мне он понравился. Все артисты, особенно балерины, были очень даже ничего. А некоторые даже красивые и совсем неплохо они танцевали. А главную балерину, эту Анну Каренину, много раз подкидывали и ловили, и, представьте себе, ни разу не уронили.
- Ну, товарищ, вы даете. Если бы ее уронили, кто бы согласился, вместо нее, броситься под поезд?
- Рядовой Клюйко. А я вам, товарищ старшина, честно скажу: этот ваш балет «Анна Каренина» никакой вовсе не шедевр. А сама эта Анна просто редиска, то есть, плохой человек. Хорошо, ты изменила мужу на глазах у тысячи зрителей, так наберись смелости и попроси у него прощения. Скажи, что случайно, он, мол, ко мне приставал. А если разлюбила, уйди от него и подай на развод. А что она сделала? Два часа танцевала от радости, что кроме мужа у нее сейчас есть и любовник, а потом, уставшая, возбужденная, с улыбкой на лице, переходя железнодорожный переезд, не заметила приближающегося поезда.
- Все. Отставить разговорчики!– приказал старшина. – Всем разойтись и приводить себя в порядок.
После спектакля старшина построил роту и спросил:
- Ну, как вам, орлы, опера? Правда, классная? И пели громко, и по сцене фашисты настоящие бегали, и комсомольцы-краснодонцы на сцене были настоящими героями. Правда, рядовой Клюйко?
- Так точно, товарищ старшина. Все было в этой опере: и сложные оперные партии, и громкая музыка, и зажигательный танец Любки Шевцовой, и смелые операции комсомольцев против фашистов. Но жаль, не было в опере только серенад для любимых под гитару.
- Отвечаю вам, рядовой Клюйко, и всем остальным, – повысил голос старшина. – Как вы все, кроме Клюйко, заметили – опера Прокофьева «Молодая гвардия» от начала до конца пронизана любовью к нашей великой Родине. И из-за этой большой любви к нашей Родине и чтобы вам, сорванцы, счастливо жилось и легко служилось, геройски погибли герои Молодой гвардии. Удивляюсь я вам, солдат Клюйко, как вы этого не заметили.
- Виноват, товарищ старшина, что я этого не заметил. Угораздило же меня родиться не в то далекое время, а на много позже. Но я вам обещаю, что я еще исправлюсь.
- Что ты, Каримов, тянешь руку? Хочешь задать вопрос? Задавай. Вот, смотрите, даже такой молчун, как Каримов, и тот не равнодушен к опере. Я слушаю тебя, Каримов.
- Товарищ старшина, мой твой не понимает. Зачем так долго петь: «Олег», - «Мама», - «Олег», - «Мама». А потом: «Олег, за тобой пришли». А Олег отвечает: «Я их не боюсь, мама». За это время, что они так долго пели, они давно бы смогли спокойно спрятаться, а потом ночью выйти из укрытия и снова бить фашистов. А лучше бы они захватили самолет и полетели бы к нам в Ташкент. А у нас в Ташкенте войны не было.
- Кому другому, Каримов, я бы ответил по-настоящему, по-мужски, а тебе, Каримов, – старшина развел руки в стороны, – мне отвечать нечего.
- Товарищ старшина, разрешите мне еще пару слов.
- Рядовой Клюйко. Ты сегодня, наконец, закроешь свой рот или нет? – вскипел старшина.
- Конечно, закрою. А как же. Только вы мне скажите, товарищ старшина, вы заметили, какой балаган был на сцене, когда мать Олега пропела: «Олег, куда ты спрятал документы?» – А Олег обнял ее за плечи и негромко пропел: «Они под крышей, мама». В это время, товарищ старшина, я заметил, что все артисты честно пели свои партии. А один фашист сволочью оказался. Он ничего не пел, только все время шнырял взад и вперед и все подслушивал. Надо было на него донести кому следует. Как вы думаете, товарищ старшина, еще не поздно?
В это время из строя кто-то пропел: «Кто в роте Олег?»
- Я Олег.
- Я Олег.
- Я…
- Я… – слышалось из разных концов роты.
И опять из строя тот же голос пропел: «Олег, куда ты спрятал документы?» И из разных мест послышалось:
- Они под крышей, мама.
Секундная пауза и… рота залилась дружным солдатским хохотом.
Старшина, покраснев от злости, быстро сумел взять власть в свои руки:
- Рота, смирно! Направо, в расположение части шагом марш! – и, когда дружный строй солдат двинулся, послышалась еще одна команда: – Песню запевай!
И предвечернюю тишину улицы разбудила дружная строевая песня:
Там, где пехота не пройдет
И бронепоезд не промчится,
Угрюмый танк не проползет,
Там пролетит стальная птица.
© Copyright: Лев Розенберг, 2012
Свидетельство о публикации №21201170010
|
